В жизни каждого человека улица детства является главной, независимо от того, как эта жизнь сложилась. С ней связаны первые впечатления, первые босоногие друзья, первая любовь, горечь расставания и радость возвращения.
Я хочу рассказать про улицу моего детства, про ее жителей, как они жили, трудились, чему радовались в далекие 50-е годы.
Мое рождение
Родился я в грозовую августовскую ночь голодного 1947 года в бабушкиной хате по улице Западной, 1 станицы Тбилисской. Роды принимала Манюха (своих героев я буду называть без фамилий – так, как мы их звали), повивальная бабка, которая приняла всех детишек в округе.
Гроза была настолько страшной, что новорожденного, который очень громко кричал, решили спрятать в русскую печь от греха подальше. Там я и пересидел первую жизненную неприятность.
За околицей – тишина
Как понятно из названия, улица наша находилась на западной околице станицы. За бабушкиной хатой до самого горизонта простиралась только кубанская степь, где мы по осени собирали и жгли кусты перекати-поля, а весной и летом пасли домашний скот.
Улицей ее можно было назвать с большой натяжкой: длиной метров 300, два десятка хатенок. Она перпендикулярным отростком уходила на запад от улицы Переездной, являясь как бы станичной околицей. Вся улица поросла зеленой травой – ее мы называли муравкой, на ней летними вечерами устраивались посиделки, и только посредине вырисовывалась пыльная двойная колея, образованная гужевым транспортом, да вдоль плетней пролегала узкая пешеходная тропинка. И тишина!
Одним словом, чистая экология, но тогда такого слова не знали, это было нормой природы.
Старшина
Неофициальным уличным старостой был дед Серега по прозвищу Галан, поэтому и улица носила неофициальное название Галанщина, а ее жители были галанами. Дед Серега – крутого нрава мужик, суровых казачьих правил и традиций, фронтовик, работал шорником в колхозе, изготавливая и ремонтируя конскую упряжь: сбруи, ремни, уздечки, седла, хомуты. Профессия редкая и почитаемая. Мы, пацаны, любили бывать в его мастерской, где всегда ощущался приятный запах кожи и дегтя.
Вместе с женой дед Серега воспитывал внучку, о родителях которой никто ничего не знал. Жили зажиточно, у них была собственная лошадь с телегой, на которой дед Серега ездил на работу. У него было оригинальное, как сейчас сказали бы, хобби: из соломы он плел широкополые шляпы, похожие на сомбреро, продавал их, имея денежную прибавку к колхозным трудодням. Сам все лето носил такую шляпу – это была его визитная карточка.
В дни возрождения кубанского казачества дед Серега одним из первых достал из сундука и надел казачью форму, вступил в Кубанское казачье войско. Много лет спустя я увидел его в кругу тбилисских казаков на фото Михаила Казаченко, включил его в свой видеоролик «Бессмертный полк – бессмертное казачество» и опубликовал в интернете.
Следопыт
Но самым возрастным жителем нашей улицы был дед Аджгин – то ли имя кавказское, то ли прозвище – не знаю. Жил он по соседству с дедом Серегой, летом ходил в чувяках, шароварах, косоворотке под казачий поясок и в соломенной шляпе. Был преклонного возраста, страдал глухотой, но очень ловко и удачно охотился на кротов, которых в то время было великое множество – экология! У него для этого была специальная лопата с длинным черенком. Мы с интересом наблюдали, как глухой дед, крадучись лыжными шагами, ловким движением выковыривал лопатой из земляного холмика утратившего бдительность крота. Прямо следопыт, как у Фенимора Купера.
Затем он снимал с крота шкурку (кропотливая работа), сушил на крохотном подрамнике и сдавал в заготконтору, зарабатывая десять копеек за штуку.
Добрая колдунья
Из женщин особым авторитетом пользовалась баба Манюха – наша «народная медицина»: она принимала роды, вправляла вывихи и оказывала доврачебную помощь, а также заговаривала болезни.
Когда я во время игры вывихнул плечевой сустав, она в течение нескольких минут мне его вправила. Бабу Манюху слегка побаивались, считая колдуньей. Но она была доброй и в помощи никому не отказывала. Кстати, в церковь она не ходила и вела уединенный образ жизни.
Вольная сапожница
По части авторитета и уважения ей не уступала баба Настя, которая в свое время отсидела в тюрьме восемь лет за убийство. Она доводилась нашей семье дальней родственницей, поэтому по всем важным жизненным и семейным вопросам моя мама обязательно советовалась с ней, отдавая дань уважения трудному жизненному опыту. Так, например, баба Настя предложила назвать пятого ребенка в нашей семье Павликом в честь погибшего на фронте брата. Мама с ней согласилась.
Что касается судимости, то ее история такова. Баба Настя в послевоенные годы работала сторожем на нефтебазе, и как-то во время ночного дежурства в условиях плохой видимости из ружья убила своего сменщика, который не отозвался на пароль, а решил подшутить над сторожем, имитируя нападение. Нелепый случай, но восемь лет отсидела «от звонка до звонка».
В заключении она освоила сапожное ремесло и на воле ремонтировала обувь всей округе, что было очень востребовано и почетно. Ее муж погиб на фронте, детей не было, а замуж больше она не вышла. Очень дружна была с нашей семьей и, как могла, помогала, угощениями баловала детей. Мы отвечали бабе Насте взаимностью.
Новоселы
На нашей улице все жили одинаково бедно, за исключением 2-3 семей, но особо выделялась семья Кулины (Акулины) и Василия. Их детей в честь матери называли кулинятами, подчеркивая их особый бедняцкий статус.
В то время было принято давать людям, семьям прозвища, на которые не обижались, тем более что прозвища очень точно характеризовали их обладателей.
Бог увидел бедность этой семьи, и во время строительства многоквартирных домов семенного завода по улице Переездной их хата попала под снос, а на месте снесенной лачуги завод построил детский сад. Они получили благоустроенную квартиру в новом доме, о чем многие мечтали. Вся улица радовалась за них и слегка завидовала.
Каждому хотелось попасть под снос. Кстати, под снос попала и хата бабы Насти, ей взамен купили жилье на улице Железнодорожной.
Социум
Демографический состав нашей улицы был представлен неработающими стариками и старухами – колхозники тогда пенсию не получали, а также колхозниками, домохозяйками (детского сада не было), детьми дошкольного и школьного возраста.
Особо выделялись две девушки на выданье: Антонина и Мария. Подружкам было лет 17-18, и нам, пацанятам, они казались красавицами, особенно Тоня, в которую мы все были тайно влюблены.
Вечеринки
Обе днем работали в колхозе, а теплыми летними вечерами переодевались, брызгались духами «Фиалка», запах которых помню до сих пор, выходили на улицу, аккуратно, чтобы не помять платья, садились на муравку и начинали петь. Со временем мы поняли, что это был вокальный сигнал потенциальным женихам, которые в сумерках подтягивались к певуньям. В окружении пацанят и парней они пели громко и красиво на два голоса, слышно было всей улице. Особенно запомнилась песня о том, как девушка при луне целовалась с молодым монахом.
Однажды на этой вечеринке, как в песне, появился морячок в форме. Звали его Митя, демобилизовался с Черноморского флота. Конечно же, он произвел фурор: все мы им восхищались, а девчата в него влюбились обе. Первостатейный жених!
Песни перемежались шутками-прибаутками, в темноте, как красные мухи, светились огоньки папирос, окурки от которых нас привлекали, но подбирать их нам строго запрещали. Было весело, но, как всегда, на самом интересном месте нас родители загоняли домой. История с этими вечеринками закончилась свадьбой Антонины и Дмитрия.
Народный спектакль – свадьба
Тогда свадьба представляла собой своеобразный трехдневный увлекательный народный спектакль, где все были и актерами, и зрителями одновременно. Сценарий состоял из сватовства, перевозки приданого, мальчишника и девичника, свадебного поезда (ударение на «е») с венчанием, групповой фотографией и веселым застольем. Надо сказать, что тогда церкви в Тбилисской не было, венчаться ездили в Казанскую.
Сватовство проходило за несколько недель до свадьбы и представляло специальный ритуал. Родители жениха вместе с профессиональными сватами наносили визит родителям невесты и начинали сватать невесту, которую называли телочкой, или товаром, а жениха называли бычком, или купцом. Иногда их называли князем и княгиней. После того как приходили к согласию, назначали дату свадьбы – всегда осенью – и «обмывали» эту сделку.
Детвора в окна наблюдала за ходом событий, после окончания которых навеселе и с чувством выполненного долга сваты с песнями возвращались домой.
Накануне свадьбы в дом жениха перевозили приданое невесты, которое состояло из кровати, перины, подушек, постельного белья. Если имелся шифоньер, то невеста считалась богатой. Называлась эта операция «привезти подушки».В первый день свадьбы жених на «линейке» приезжал за невестой, «выкупал» ее и вез регистрироваться в сельский Совет, а следом на нескольких телегах с песнями следовали гости. После официальной регистрации и групповой фотографии молодые ехали на венчание в Казанскую. По возвращении начиналось веселое застолье с обязательным ритуалом дарения молодым подарков.
Дарили животных – телочку, поросенка – на обзаведение хозяйством, посуду, отрезы ткани. Деньги не дарили, потому что их не было. Под гармошку гуляли до глубокой ночи.
На второй день спектакль достигал апогея и напоминал маскарад. Гости рядились в различные костюмы, часто изображая цыган с их экзотическими обычаями. Хозяев катали на тачке, что сопровождалось гомерическим смехом. Это было в воскресенье, а в понедельник вечером после работы особо стойкие отправлялись к молодым на «лапшу» – этакий обряд опохмелки.
Свадьба Дмитрия и Антонины прошла весело, но, несмотря на то, что женились они по любви, брак оказался несостоятельным. Через несколько лет супруги развелись, что в то время было редкостью.
А Марию по старинному обычаю засватал парень из соседней станицы, в браке она прожила долгую и по-своему счастливую жизнь. Как говорили в старину, стерпится – слюбится.
Инфраструктура
Коммунальных услуг в современном понимании в то время не было. Воду для питья и хозяйственных нужд, привезенную из Кубани, сливали в специальную напоминающую колодец емкость, называемую бассейном. При экономном расходовании ее хватало на 2-3 недели. В экстренных случаях ходили с ведрами и коромыслом на Кубань, спускаясь и поднимаясь по крутому косогору. Иногда моя мама брала меня в этот поход.
Будучи взрослым, гуляя по косогорам, я повторил маршрут моей матери, которым она несла воду. Справился с трудом, хотя шел без ведер.
Электричества не было, в вечернее время жилище освещалось керосиновыми лампами. При этом освещении я много читал, чему и обязан близорукостью.
Отопление было печное, топили соломой и стеблями подсолнечника и кукурузы. Позже приноровились по ночам покупать у машиниста маневренного паровоза уголь по 3 рубля за ведро. За одну ходку мы с мамой приносили два ведра. Запомнился очень страшный огромный паровоз с его ослепительным прожектором и оглушительным шипением.
Но самым ярким воспоминанием детства является день, когда в наши хаты провели радио. Советская власть знала, что не хлебом единым жив человек, и поэтому первым делом обеспечивала пропаганду счастливой жизни.
А сначала по улице прошла землеройная машина, вырыла узкую траншею, в которую рабочие уложили и подвели к каждой хате провод, к нему подключили репродукторы, представлявшие из себя черные бумажные тарелки. Их можно видеть в довоенном кино.
В назначенный день и час все прильнули к репродукторам и услышали хор имени Пятницкого, который, к неописуемой радости слушателей, исполнил песню о русской красавице. Незабываемый день! Это был прорыв в цивилизацию! Радио не выключали круглосуточно: под звуки гимна просыпались в 6 часов утра и засыпали в 12 ночи.
Труд и праздник – общие
В те трудные времена жили все дружно, помогали друг другу, особенно при строительстве жилья. Доброй традицией было всей улицей делать замесы для изготовления самана, накрытия потолка и помазки вновь выстроенной хаты. Помню, что эта работа проходила весело, звучали песни, шутки и смех.
Несколько слов о тогдашней технологии строительства на примере нашей хаты. Я видел, как мой отец копал траншею под фундамент, в которую уложил саман, затем выложил стены, из акаций, которые росли в конце огорода, выстрогал балки, из жердей соорудил потолочное перекрытие. Из дефицитного пиломатериала собственноручно изготовил дверные и оконные коробки, соорудил стропила, крышу покрыл соломой. И все это делал вечерами после работы и в выходные дни. Я до сих пор удивляюсь его работоспособности, которую он сохранил до глубокой старости. Только на девятом десятке жизни он позволил себе отдохнуть.
Потом отец позвал соседей на замес. Покрыли глиной потолок и помазали стены. Завершилось это дело застольем, что называлось «забить кол».
Детский интерес состоял в том, чтобы после этого мероприятия сгонять коней на Кубань для купания, после чего устраивались скачки на перегонки. Кстати, езда на лошади, как и на велосипеде, усваивается один раз и на всю жизнь. Доказано на собственном опыте, когда в 40-летнем возрасте я на пари проскакал на коне галопом под восторженные возгласы коллег.
Хату отец построил в 1954 году, она стоит до сих пор. По моим расчетам, для строительства он покупал только пиломатериал и гвозди, а все остальное – природные материалы и собственные руки.
Интересно, что право собственности на хату отец не оформил (тогда это было без нужды), а оформлять его пришлось в 90-е годы, для чего необходим был акт приемки в эксплуатацию. Я как член приемной комиссии по долгу службы подписал указанный акт на отцовскую хату спустя 50 лет после окончания строительства.
Тогда все владельцы индивидуального жилья задним числом оформляли право собственности, приводя его в соответствие с новым законодательством. Вот такие перипетии бюрократии.
Наш Диснейленд
О детских играх той поры. Сразу скажу, что игрушек в современном понимании у нас не было, разве только у девочек были самодельные тряпичные куклы. У мальчишек игрушками служили палки и другие подручные предметы, которые при помощи детской фантазии превращались в мечи, ружья, клюшки. Сами изготавливали луки и стрелы, рогатки для стрельбы по воробьям.
Летний день детворы начинался на перекрестке нашей улицы с Переездной, где все лето стояла непросыхающая лужа. Из нее мы брали грязь, лепили нечто похожее на тарелку и, перевернув вверх дном, бросали на землю. Она издавала хлопающий звук. Это изделие называлось «бахалка».
Часами просиживали мы на железнодорожном переезде, наблюдая за автомобилями, играя их номерами в чет-нечет.
По осени играли в цурик, клек и дук. Цурик – это заостренная с двух сторон палочка длиной около 25 см, которую клали на землю, при ударе по краю она подскакивала в воздух, и ее ударом палки надо было послать как можно дальше.
Клек – такая же палочка, только заостренная с одного конца. Ее втыкали в землю на кон и с определенного расстояния бросали в нее палкой. Игра чем-то напоминала городки.
Для игры в дук в земле по кругу рыли лунки, которые назывались дучками. Количество дучек было на одну меньше, чем игроков, плюс главная, которая располагалась в центре круга. Играли самодельными клюшками, которыми защищали центральную лунку, от ведущего, старавшегося загнать в нее «дук» (круглую деревяшку или консервную банку) и при случае занять свободную лунку. Игра напоминала хоккей и гольф одновременно, о существовании которых мы тогда не подозревали, и сопровождалась специальными ненормативными речевками, которые я, к сожалению, по цензурным соображениям не могу довести до читателя.
Зимой в морозные дни катались на самодельных коньках по льду той же лужи на улице Переездной. Магазинные коньки были редкостью, их обладателям мы завидовали. При наличии снега, а тогда мороз и снег не были редкостью, на самодельных же лыжах катались с кубанских косогоров. Этот нехитрый спортивный инвентарь изготавливали отцы. Удивляюсь, как они при своей занятости могли уделять этому время. Они нас любили и, как могли, старались доставить нам радость.
Дорога в школу
В начальную школу на улице Горовой ходили все гуртом, вместо портфелей у нас были матерчатые сумки, каждый носил с собой на шнурке в матерчатом же мешочке чернильницу. У самого старшего чернильница была глиняная и на длинном шнурке, ею он, защищая младших, отмахивался от собак.
Запомнилась суровая снежная зима 1954 года, когда снегом замело хаты, и мы ходили прямо по их крышам. Отогревались возле классной печки.
В учебе наши пацаны, за редким исключением, звезд с неба не хватали, но школу окончили.
Что там впереди?
Однажды в теплый солнечный сентябрьский день 1957 года я вернулся из школы, пообедал и вышел на улицу погулять. По привычке глянул в степь и увидел нечто такое, что перевернуло в корне не только мою и моих сверстников жизнь, но и жизнь нашей улицы и открыло новую страницу в истории всей станицы.
Но чувствую, что читатель уже подустал, поэтому продолжу свой рассказ в следующей публикации.
Виктор Семяков
