Родословная помогла осознать свои корни

Отец Марии Ватулиной, Герасим Дмитриевич Кононов, принадлежит к казачьему роду. На фотографии 1913 года он на руках у своей матери Ефимии Борисовны Кононовой (Сабельниковой). Через год она умерла от туберкулеза

Мария Ватулина принадлежит к казачьим родам Кононовых и Корягиных – первых поселенцев нашей станицы, живших и в хуторе Попасном

Марии Герасимовне Ватулиной, жительнице станицы Тбилисской, в феврале исполняется 77 лет. Последние двадцать лет она активно занимается сбором информации об истории своего рода и написала об этом уже две книги.

Ее предки-казаки поселились на Кубани с основания станицы. Отец, Герасим Дмитриевич Кононов, тоже принадлежит к казачьему роду. А ее прапрадед по линии матери, Иван Михайлович Корягин, был зажиточным хозяином: имел большой дом по улице Первомайской, виноградник на косогоре у Кубани, владел за станицей земельным наделом и мельницей. В свое время был членом станичного Совета. Его сын, Иван Иванович Корягин, с 1902 по 1923 годы в Тбилисской работал старшим медицинским фельдшером. Потом вся семья переехала в хутор Попасный, который находился в районе станицы Нововладимировской. Построили хороший дом в 1925 году, обзавелись хозяйством, обрабатывали огороды.

Мама Марии Ватулиной, Ксения Яковлевна Кононова (Корягина), с сыном Толей. Фотография долгие годы хранилась в личном деле НКВД осужденного Герасима Дмитриевича Кононова. Прислали ее по запросу его дочери Марии. На обратной стороне – надпись, сделанная отцом: «Жена Ксения и сын – это мои ненаглядные, которые ожидают меня»

Трудные были времена: повсюду шли репрессии, по любому доносу – раскулачивание. В начале 30-х годов в стране был голод.

Мария Герасимовна пишет о дедушке в своей книге: «Яков Иванович Корягин в колхозе «Кубань» хутора Попасного был писарем, секретарем и кассиром. В голодном 1932 году его обвинили в незаконной выдаче зерна людям. Знакомые предлагали ему скрыться, пока дела уладятся, но он не чувствовал за собой вины и не верил, что его могут арестовать. Но его арестовали, и далее о его судьбе ничего не известно. Дом и все имущество конфисковали, а жену с четырьмя детьми выгнали на улицу. Бабушка, Татьяна Афанасьевна, скиталась с детьми по чужим углам, жили они в ужасной бедности. Свекор, Иван Иванович, помог семье купить хатку. Как жену врага народа бабушку не принимали в колхоз, она работала уборщицей в школе. Позже подросших детей – маму Ксению и тетю Марию – приняли в колхоз, где они стали получать пайки. Мама вышла замуж и переехала в Тбилисскую, где и родилась я».

Мария Герасимовна Ватулина с серебряной медалью окончила школу, в Усть-Лабинском педучилище получила профессию педагога и работала воспитателем в детских садах нашей станицы. За хорошую работу ее не раз награждали грамотами. После выхода на пенсию у нее появилось свободное время, и она стала собирать родословную своей семьи. В поиске Мария Ватулина опиралась на семейные фотографии, воспоминания близких и родных. Работа с каждым годом становилась все интереснее. Она стала посещать местный архив, изучая документы и историю Тбилисской, где находила все новые сведения о своем роде. В течение многих лет вела переписку с органами юстиции городов Москвы, Саратова, Краснодара, республики Мордовии, которые тоже предоставили важную информацию о судьбе ее родственников.

Мария Ватулина написала книги «Я родом с Кубани», «Кубань – река жизни», «Бабушкины сказки» и продолжает работать над новым сборником

Надо отдать должное упорству моей героини в достижении цели. За все это время она собрала объемную папку с многочисленными документами и ответами, присланными на ее запросы из различного уровня государственных учреждений. Эти поиски были не напрасны: она восстановила судьбы родных, которые были осуждены, узнала не только многие подробности, но и получила документы о их реабилитации. По ее запросу даже прислали редкие семейные фотографии, которые были изъяты при аресте и хранились в личном деле ее отца.

В те времена легко можно было стать врагом народа не только зажиточному казаку, но и простому работяге по заявлению и ложному доносу недоброжелателя, как часто и происходило. Существовал тогда еще один статус – дети врага народа. Позже Мария Герасимовна получила реабилитирующий документ на себя и брата Анатолия.

– Я сейчас в таком возрасте, когда надо отдать-передать, – делится Мария Ватулина. – Это я воплотила в своих книгах. Изучение родословной помогло мне лучше понять взаимоотношения в нашем роду, значение семейных традиций. А также осознать, кто я есть, почувствовать свои корни на кубанской земле, ощутить свою необычность, как потомка казаков, которые жили с основания Тбилисской.

Мария Герасимовна любит выращивать и изучать растения, пишет о них статьи, которые публиковались во многих газетах и журналах. Принимает активное участие и в жизни района: она завсегдатай клуба «6 соток» при центральной библиотеке, участник литературного объединения «Лукоречье» Тбилисского РДК и много лет пела в хоре «Сохрани песню». А еще она пишет стихи для детей и стихи, в которые вкладывает всю любовь к родным местам.

Работа над родословной продолжается. Во время моего к ней визита Мария Герасимовна показала макет родового дерева. Она мечтает о том, что это важное дело когда-то продолжат ее потомки.

Забрали все, что можно было…

(по рассказам тети Веры Викторовны Яковлевой)

На сходе жителей хутора Попасного объявили списки тех, кто попадет под раскулачивание. В нем были и Корягины.

Активисты, занимавшиеся этим делом, пошли по домам, следом ехали подводы для сбора отобранного. Отец мой, Виктор Иванович Карягин, взяв ружье и одевшись, ушел из дома, чтобы не видеть раскулачивания.

Шел март, мама прибежала поскорей домой, у соседей бросила узел с вещами, а кое-что надела на себя и племянников. В тот день со двора и из хаты все забрали, и с потолков, и с закромов: зерно, фасоль, сушку, кровати, сундуки и столы, обрекая людей на голодную смерть. А женщины постелили на полу то, что было, лежали и плакали.

В этой же комнате лежали на кровати прадедушка Иван Михайлович Карягин с женой Анютой. Их постель не тронули. Забрали все, что могли. Вещи выставили на торги, а кое-что активисты взяли себе.

Такое творилось в 30-х годах, когда кто-то кем-то был недоволен и делал донос. Люди пухли от голода и умирали.

Незабываемый хутор Попасный

Детство и юность моей мамы, моих тетушек и жизнь других родственников как по материнской линии, так и по отцовской прошли в хуторе Попасном. Расположен он был недалеко от станицы Нововладимировской. Жители хутора работали в колхозе, вели свое личное хозяйство, дети ходили в школу. Старожилами того хутора были Головачевы, Кононовы, Корягины, Гречишкины, Чеботаревы, Кольцовы, Донсковы, Мясищевы, Ореховы, Семенякины, Ватулины, Акуловы, Калашниковы, Кудактины, Долженко, Ждановы, Масловы.

Иван Иванович и Марфа Тимофеевна Корягины. Прадед Марии Ватулиной был фельдшером в станице Тбилисской

По воспоминаниям моей тетушки Варвары Яковлевны Апальковой, дом, где жили в хуторе мой дедушка Яков Иванович Корягин со своей семьей, был построен примерно в 1925 году. Он был добротный, красивый, покрыт оцинкованным железом, чем и отличался от других строений. При доме были хороший сад и огород. В просторном зале дедушка и другие руководители колхоза собирались и обсуждали дела хозяйства. Когда деда арестовали, а дом конфисковали, в нем разместили колхозные детские ясли.

В годы войны бабушка с детьми снова перешли в свой дом, но после окончания войны их опять выселили. В доме жили переселенцы, а в конюшне хранили колхозные пчелиные ульи. Потом его разобрали, а деревянные части и крышу пустили на колхозные строения. Моя бабушка ничего не захотела взять оттуда, хотя дети настаивали на том: ну хоть бы кусок железа, заказали бы ведро. Но бабушка запретила это делать, не хотела, по всей вероятности, чтобы что-то напоминало о той трагедии, когда их лишили мужа, отца и крыши над головой. А может быть, боялась нового наказания. С ней рядом были ее дети – самое святое и ценное, ради чего стоило жить.

В детстве и юности я тоже несколько раз побывала в хуторе Попасном, останавливалась в доме Надежды Ивановны Корягиной. Здесь доживали свои последние годы мой прапрадедушка Иван Михайлович Корягин со своей женой Анютой, потом прадедушка Иван Иванович и его жена Марфа Тимофеевна.

Увидела своими глазами хутор, улицы с хатами, ферму. В конце хутора – река Бейсужок, здесь была гребля, которая называлась Гречишкина – по имени Гречишкиных: Демьяна, Лавра и Карпа, живших рядом. Улиц было всего две, они образовывали букву «Г». «Хутор, как самолет», – говорили старожилы. Была там сначала деревянная начальная школа, куда ходили учиться хуторские детишки. Потом рядом со старой построили новую саманную школу, где было всего две комнаты. Семилетняя школа была в хуторе Коминтерне, куда дети из хутора Попасного ходили пешком километра два. Рядом со школой – клуб, где показывали кино, проходили танцы, собрания. Магазин располагался в доме Семенякиных, они же были и продавцами.

Моя тетушка Варя вспоминает, как ее дедушка, Иван Иванович Корягин, ходил с ней в этот магазин, меняя куриные яйца на конфеты для любимой внучки. Это было примерно в 30-х годах прошлого столетия. Позже сельповский магазин находился в центре хутора, в нем был необходимый ассортимент товаров и продуктов.

В годы укрупнения колхозов хутора Попасного, как и других хуторов, не стало. Он пустел не сразу, а постепенно, словно угасая. Некоторые жители переселились в станицу Тбилисскую, другие – в хутор Коминтерн или в станицу Нововладимировскую. Но мы помним и хутор, и реку с камышами, и простые, но уютные хаты, и тех родственников и знакомых, которые там жили и трудились. Время идет, но память хранит то близкое и дорогое, что было.

Весенние веточки жизни (по рассказам родной тетушки Варвары Яковлевны Апальковой)

Мой отец, Яков Иванович Корягин, работал секретарем правления колхоза «Кубань». В то время в колхозе на складе была пшеница. Начальство решило выдать людям зерно. И вдруг приехали и всех, кто был в правлении, арестовали: Алексея Кудактина, Угнивенко и моего отца. Их отправили в Кропоткин, а оттуда на поезде – к месту назначения. По дороге в Москву Угнивенко умер, а Алексея Кудактина и моего отца рассадили по разным вагонам.

Корягин Яков Иванович в колхозе «Кубань» хутора Попасного был писарем, секретарем и кассиром

Папу забрали, у нас конфисковали корову, свинью с поросятами. А бык убежал, его день и ночь искали, наконец, нашли и отвезли в колхоз. Маму и нас, детей, выгнали из дома, и мы сидели на перине на снегу. Людей же предупредили, чтобы никто нас не пускал, а тех, кто пустит, лишат жилища.

Дедушка, Иван Иванович Корягин, фельдшер по профессии, человек уважаемый и нужный на селе, отправился вместе с нашей мамой в сельсовет в Нововладимировскую и так сказал: «Дети за отца не отвечают, он сам за себя ответит. Дайте им хоть хату какую-нибудь».

И нам дали хату без стекол и дверей в самом конце хутора Попасного. Мы тряпками завешивали окна и двери, чтобы было теплее. Весной опять в сельский Совет пошли, чтобы нам разрешили купить хату получше. И мы купили хату Головачевых, где жили, пока не переехали в Тбилисскую. Конечно, в покупке нам помог дедушка, Иван Иванович. Печь топили камышом, который жали сестры Ксеня и Маня. Грелись на группке у лежанки. Ели зимой мерзлую картошку, которую находили в поле. Помогал нам тогда дедушка, имевший постоянный заработок медработника.

В 1933-м году от голода я была пухлая. Выйду на солнышко, завернувшись в длинное мамино пальто, и сижу качаюсь. Мама, сестры Ксеня и Маня работали в совхозе Кагановича, где им давали пайки. Две пайки они съедали сами, а одну оставляли мне. Работали они там по неделям, а меня поручили бабке-соседке, ей же отдавали хлеб на неделю, чтобы я не съела его весь сразу. Но из этой доли мне почти ничего не доставалось.

Весной я ела кашку – молодые побеги акации, сурепку и другую траву. Так и выжила. В те далекие трудные времена помогла выжить земля, дающая зеленые ростки. А зеленый цвет – это цвет надежды.

Анна Жаворонкова

Предыдущая статьяВ Краснодарском крае ожидается ухудшение погоды
Следующая статьяВ пострадавшем из-за пожара 4-х квартирном коттедже поселка Восточного начнут восстанавливать крышу
Газета «Прикубанские огни» уже на протяжении 85 лет находится в диалоге с читателем.